меня почтенный аксакал? «Молодой человек», — обратился он ко мне. А что — мальчишка разве я? Да, молодой человек, рабочий человек!

Поднявшись со скамьи, твердой походкой пошел я по тротуару — как бы навстречу городу, гостеприимно, широко распахнувшему передо мной свои шумные улицы.

РАЗГОВОР В ПАРКЕ

В назначенный час я приехал в городской парк.

Он сиял электрическими огнями, у ажурных металлических ворот звучали усиленные динамиками веселые танцевальные мелодии.

Оживленными, нарядными стайками входили сюда парни и девушки. Я немножко завидовал им: дружные, вместе они, уверенные, знают свой город, знают, как вести себя… А мне нужно приглядываться, освобождаться от робости, застенчивости. Как-никак, я еще чужой в этом сложном городском мире. Приехавший из дальнего аула, я подобен ростку хлопчатника, который неожиданно с мягкого поля был перенесен на жесткий асфальт.

На большой открытой эстраде — в глубине парка — выступал с концертом какой-то коллектив художественной самодеятельности. Маленького роста девушка пела печальную азербайджанскую песню. У нее был не сильный, но очень приятный голос — и слушателям она нравилась. Они горячо аплодировали, и девушка снова подходила к микрофону — петь «на бис»… Тут среди зрителей и увидел я Ыхласа. Он стоял, заложив руки за спину, модно одетый — в приталенной красной сорочке, джинсах, в туфлях на высоких каблуках. «Уж на него-то, — подумал я, — никто не скажет: деревенский!»

— Неплохо было бы перекусить, — проговорил Ыхлас. — Пойдем на ресторанную веранду…

— В ресторан? — У меня ноги сделались ватными. Никогда в жизни не бывал в ресторане…

Но Ыхлас так обыденно, спокойно сказал про это, что я поверил ему: ничего необычного нет, и если стану отнекиваться, то как раз буду выглядеть «деревней».

Ресторан оказался не таким уж особенным, диковинным местом, которое должно было поразить мое воображение. Столики под белыми скатертями, сверкающая посуда на них, официантки в одинаковых кружевных передниках… Что-то похожее не раз в кинофильмах видел.

— Пиво будешь? — спросил Ыхлас.

— Нет, лимонад.

— Привыкай, — снисходительно посоветовал Ыхлас. — Пиво — это вещь…

— Нет-нет, не люблю его, часто пробовал, — соврал я. — Лимонад буду.

— Со временем привыкнешь, полюбишь, — пообещал Ыхлас.

А я подумал: «Или ничего другого хорошего в городе нет, чтоб сразу на пиво бросаться!»

Нам принесли по салату и бьющие в нос уксусом горячие шашлыки.

Потягивая холодное пиво, Ыхлас говорил мне:

— Вот за что люблю я городскую жизнь: поработал — культурно отдыхай! А в ауле куда вечером пойдешь? Только что в кино…

— Там тоже неплохо, — возразил я. — По-своему там…

— А-а!.. — Ыхлас рукой махнул. — Я считаю, чем больше городов будет — тем жизнь лучше станет. Вот бы берег Амударьи на всем его протяжении превратить в сплошной город!

— Зачем? — удивился я. — Представить даже трудно.

— В городе не бывает таких пережитков, как в селе, — развивал свою мысль Ыхлас. — В городе театры, цирк, рестораны, парки отдыха, музеи, разные аттракционы для детей… Разве они не способствуют развитию человека? Еще как! Тут человек сам творец своей судьбы, а в селе он зависит от разных обстоятельств…

— Ты не прав, — не соглашался я, но Ыхлас вроде бы даже не хотел слушать меня. А когда я все же стал горячо доказывать, что в ауле живут трудолюбивые люди, нигде не встретишь такой красоты, как на зеленых, с вольной природой берегах Амударьи, он хмуро спросил:

— А мою историю знаешь? Ну эту… с Селбиния́з? Разумеется, я знал про это, как и все другие в Хала́че. Год назад Ыхлас приехал в аул как отпускник на целый месяц, и старенькая мать сказала: «Так просто назад в город не отпущу тебя. Привяжем здесь твои ноги (то есть поженим) — уезжай потом куда хочешь. Иначе там вдалеке превратишься ты в чужого человека, ничего тебя в ауле не держит, а я совсем слабая…» Ыхлас подумал-подумал — и согласился. «Ладно, — сказал он, — посылай, как аульный обычай требует, сватов: я готов взять в жены Селбинияз…» Он назвал имя дочки колхозного кладовщика, красивой и очень гордой девушки, которая — Ыхлас знал это — была неравнодушна к нему. Да и сам он заглядывался на нее…

Отец Селбинияз, выстроивший самый высокий, огромный дом в ауле, человек хвастливый и чванливый, с усмешкой заявил: «Что ж, я не против, коли любимая дочка согласна… Но она лучше всех остальных девушек, не с кем даже сравнить ее, и без большого калыма[1] я ее не отдам. Есть ли у того, кто хочет стать моим зятем, лишние тысячи в кармане, или он кое-как на одну зарплату живет?»

Ыхлас нашел способ тайно повидаться с Селбинияз, и девушка — хотя слезы блестели у нее на глазах — сказала: «Да, ты должен, как требует отец, заплатить за меня назначенный им калым…» — «Опомнись, — вскричал Ыхлас, — где я достану столько денег? И разве деньги оценивают наши чувства?» — «Все равно, — ответила Селбинияз, — ты должен! Когда выдавали замуж Огульте́ч, мою двоюродную сестру, за нее потребовали столько же… А я разве хуже ее?»

Неплохо, как видно, усвоила Селбинияз уроки своего отца, уроки такого вот домашнего воспитания.

И вскоре Селбинияз выдали замуж за сына продавца промтоварного магазина в соседнем районе…

Униженный, оскорбленный, осыпанный насмешками невежд, Ыхлас надолго забыл дорогу в родной аул.

И сердце его теперь страдало от этого. Почему и спросил он меня: «А мою историю знаешь?..»

— Забыть можно, — нагнув голову, словно пряча от меня глаза, с грустью проговорил Ыхлас. — Но если подумать… Такое — и в наш космический век?! Слов не подыскать! И разве это в городе? Нет, в ауле! Понимаешь, Солтан, в ауле! Теперь ясно тебе, почему я хочу, чтобы было как можно больше городов?

И грусть в его голосе сменялась прежним возбуждением.

— Ты столкнулся с диким человеческим невежеством, — ответил я, — и в горечи своей по одному факту делаешь широкие обобщения. Это неверно!

— Пускай! Но я за город…

— Город не может без аула. Хлопок, мясо, хлеб — онн что, в этом парке растут?

— Что же ты сам зацепился за город?

— Запрещенный прием. — И я почувствовал, что сказал это с явной обидой. — Тебе известно, почему… Но от своего аула ни за что я не откажусь. Даже когда выучусь, на ноги встану…

— Прости, Солтан, — примирительно пробормотал Ыхлас. — Это я так, в горячке спора…

В этот момент подошел к нам плечистый парень с открытым лицом, приветливой улыбкой на губах, представился:

— Меня Арсла́н зовут.

И после паузы продолжил:

— Я за соседним столиком сидел и, хочешь не хочешь, что-то из вашего разговора